Краткий сюжет: События разворачиваются восемь лет назад, когда девочка-подросток по имени Рейн только что узнала о смерти отца. Все бы не так страшно, если бы не обстоятельства гибели. После того как скорая забрала тело, девушка выбежала из дому в слезах, но уже спустя пять минут наткнулась на окровавленного молодого человека в белом халате...
Описание локации: Улицы Тартаруса, глубокая ночь.
Игроки: kurt, Rain Stoneheart
Статус: Заморожен
when I don't remember you~
Сообщений 1 страница 7 из 7
Поделиться12013-06-22 00:37:13
Поделиться22013-06-22 01:08:52
Проклятый создатель!
Зачем ты создал монстра, настолько отвратительного,
что сам отвернулся от него с отвращением?
Курт никогда не любил смотреться в зеркало. Стоило бросить в него один взгляд, как мужчина тотчас отстранялся в ужасе. Нет, на его лице не было ожогов, да и глаза находились на месте, просто он страшился того, кто скрывается за этой телесной оболочкой. Создание, ведомое лишь жаждой. Поставить опыт, разрезать, расчленить, порезать - все эти слова мелькали у него в голове с бешеной скоростью. Сегодня мужчина решил прогуляться улицами Тартаруса. Эти начищенные до блеска переулки Империана выводили молодого некроманта настолько, что он не мог находиться там больше пяти минут. А вот грязные закоулки района эсперов ему наоборот, симпатизировали. Здесь всегда можно было найти свежий материал для исследований. Случайная драка, запланированное убийство - здесь было все, что только могло привести к пополнению коллекции трупов (читай - расходного материала) Курта-Уотана Штайна, и от этого некромант приходил в восторг. Погода сегодня была просто замечательной - небо с самого утра было затянуто большой тучей, и целый день за окном лил дождь. Сейчас он уже прекратился, но земля еще не до конца высохла, из-за чего на подошвах ботинков оставались грязь, перемешанная с пылью, золой и... кровью? Курт принюхался, и лицо его озарил довольный оскал. Этот запах, знакомый с раннего детства, мужчина узнает везде. Осталось только пройти по следу, и тот выведет мага на искомый объект. И действительно. Не прошло и пяти минут, как Штайн уткнулся в бездыханное тело, лежащее на земле. Дотронувшись до лба рукой, окал, который все это время озарял лицо мужчины, стал только шире. - Теплый. Значит умер совсем недавно, в районе всего пары часов. Жаль, мозг утерян безвозвратно, хотя судя по всему, он им и так не часто пользовался, раз позволил так глупо себя убить. Достав скальпель из кармана халата, некромант принялся резать и сшивать, работая не хуже пары качественных ножниц и швейной машинки. Спустя час, труб был украшен многочисленными швами в месте, где раньше была дыра. Конечно, для самого мага операция тоже не прошла бесследно, и он с ног до головы перемазался кровью. - Нельзя в таком виде проводить воскрешение. Пойду-ка домой, возьму запасной халат. Встав на ноги и отряхнувшись от насевшей за пару часов пыли, Курт направился обратно в Империан, однако уже спустя пять минут в него что-то врезалось. Опустив голову вниз он понял, что это был кто-то: девушка лет 16-ти, вся в слезах. Сейчас она сидела на земле и таращилась на мужчину. - Ох, черт...
Поделиться32013-06-22 01:36:14
Он – был последним, что у нее осталось в этой жизни. Частичкой света в царстве тьмы: защитником, рыцарем, наставником – всем. Он научил ее всему, что она знает сейчас, как поступать хорошо, а как плохо, как надо жить по правилам и против этих самых правил. А потом – он сошел с ума и она испугалась, пыталась сбежать из ненавистного дома, не видеть ничего – ни страшных мучений отца, ни фотографий молодой его жены – ее матери. Просто не видеть ничего. Захотелось пустоты и спокойствия. Она перестала заносить ему еду в спальню и все чаще запирала свою комнату на замок, чтобы это безумие не схватилось за ее сознание своими цепкими, крючковатыми пальцами, похожие на руки смерти, только безумие закрадывалось в сознание, сцепляя его опаленными ладонями.
Под покровом ночи его тело она нашла в ванной комнате: опавшие синие глазницы, высунутый синевато-фиолетовый язык, опухший от удушья и длинная окровавленная рыболовная леска. Длинная, как бесконечность, десятками колец сомкнувшаяся на шее шизофреника.
«Папа! Папочка! Родной, почему?!» - Но и на эти вопросы юная Рейн прекрасно знала ответы. Он не выдержал одиночества. По ночам он перестал слышать «Три Пятницы», фотографии жены осточертели, а единственная дочь кладет ключ под подушку, предварительно щелкнув им в замочной скважине. Трижды. Так надежнее, так безопаснее… Но откуда девчонке шестнадцати лет знать, что у безумия, у страшного безглазого безумия есть ключи от всех замков, что двери ему не нужны… Только зерно сомнений, что порождает страх требуется крючковатым пальцам, опаленных гневом.
Стоунхарт выбежала на улицу, едва понимая, что происходит. В голове – точеный образ смерти, длинная коса едва касается побледневшей ее кожи, но это лишь мираж – игра подсознания. На глаза наворачиваются соленые, холодные для человека слезы. На горячей коже проступают толстые синие вены, твердя каждому о недосыпе, трясущиеся руки в которых лежит кусок длинной окровавленной лески и ладони. Изодранные от остроты лески ладони. С них стекает сладкая, молодая кровь. Вторая. Резус положительный.
Рейн ревет, стягивая между руками леску, оставляя на руках все новые и новые порезы, но всхлипы ее бесшумны – она не боится боли, как боялась безумия. Только холодные слезы по щекам, опухшие и без того красные глаза и бледная, с узором синих вен кожа. Потерянный взгляд, заплетающийся в простых словах язык. Ей ни плохо, ни ужасно, ни хорошо. Ей никак. Пусто.
Заворачивая за один из углов, она чувствует удар. Падает на землю, даже не пытаясь сбалансировать, и поднимает красные измученные глаза. Перед ней мужчина, лет двадцати пяти, наверное, но волосы у него серые, как у старца, глаза пронзительные, орлиные и не страшные вовсе, но пугают. И в голову ударяет запах запекшейся, но свежей крови – он весь в ней, но Рейн это не пугает, она как-то совершенно наивно, по-детски вытягивает ладони, изрезанные уже сотню раз вдоль и поперек – с них тоже стекает кровь.
Вторая. Резус положительный. Самая сладкая.
Рейн не встает, таращится своими опустевшими глазами на мужчину в медицинском халате, чувствует, как водой и грязью пропитались только постиранные черные джинсы, как белая чистая футболка грязная от земли и воняет кровью.
Она медленно поднимается, протягивая окровавленные руки к мужчине и цепляясь за белый вонючий халат, приобнимает, но где-то в подсознании ощущает опасность, и способность автоматически приходит в действие.
Поделиться42013-06-22 02:04:36
Кровь. Алая, бордовая, ярко-красная - она бывает разной, но не зависимо от цвета неизменно течет и циркулирует по нашим венам. Сладкая, горькая, слегка соленая.. она бывает разной, и каждая по-своему уникальна. У Курта была третья, резус-фактор отрицательный, как и у отца. Пожалуй, это вторая и последняя вещь, которую он от него унаследовал. Внешность же досталась от матери. Та в свое время славилась чрезвычайно бледной кожей и седыми волосами, не смотря на юный возраст. Из-за этого, её часто дразнили как "невеста Франкенштейна" и какой поворот, она вышла замуж за человека с фамилией Штайн, тоже ученого, одержимого исследованиями. Когда родился Курт, отец тут же дал ему второе имя - Уотан, как напоминание о том, что его ждет. Еще в детстве Штайн-младший разозлился за это на предка и использует полное имя только при деловых встречах, все душой проклиная его остальное время. Оторвавшись от неприятных воспоминаний детства, некромант заметил, что девушка не закричала и не убежала в ночь, подальше от страшной фигуры, а наоборот, обняла её как можно крепче, явно не намереваясь отпускать. Почему-то от неё пахло чем-то родным, таким знакомым, опасным и в то же время сладким, как помесь меда с кровью. Мужчина чувствует, как по халату стекает её кровь, сочащаяся из ран на ладонях. Запах чужой, не его и не того трупа а значит мог принадлежать только этой девушке. Не смотря на страсть к хирургии и магии, отец воспитывал Курта и как врача, поэтому в карманах халата всегда находились препараты и прочие предметы первостепенной важности, необходимые при оказании первой помощи. Опустившись на корточки (девушка была слишком мала, что бы нормально обработать её раны из стоячего положения), некромант достал из карманов все необходимое но тут же выронил. Голова разболелась, и пришлось за неё схватиться. Пепельно-серые волосы перепачкались кровью, а изо рта донесся приглушенный хрип. Через пару минут это ощущение прошло, и Курт подобрал с земли баночку с перекисью, которая, к счастью, не разбилась и достав из кармана новый кусок ватки, смочил его жидкостью. Взяв обе ладошки девушку, Штайн принялся обрабатывать раны, прикладывая к ним ватку и тут же дуя на них. Попутно мужчина рассматривал сами раны. Рваные, как от проволоки или лески. Второе было более вероятно - слишком тонкие они были. Конечно, стоило бы спросить откуда они, но сейчас не время, нет. Приоритет - обработать раны до состояния, что бы из них перестала течь кровь. Закончив дезинфицирование, маг выкинул грязную окровавленную ватку на тротуар и достал бинты, начиная перевязывать ладони. Теперь они были похожи на те, что часто показывают у бойцов в фильмах - в крови и бинтах.
Поделиться52013-06-22 02:31:56
Он высокий, этот мужчина в окровавленном врачебном халате, сшитый грубыми черными нитками, неровно, швы тугие и крепкие, неаккуратные. Улыбка у него хищная, похожая на оскал с острыми клыками. Но шестнадцатилетнюю Рейн это не волнует. Ее вообще ничего не волнует – ни ноющая боль в раздертых руках, на которых нет живого места, ни мокрые штаны, что прилипают к телу, ни грязь на новенькой футболке с красивым ярким рисунком, она готова вытереть кровь о кофту и пойти дальше, обнимать столбы и блевать от собственной никчемности. Она уже не ребенок, но еще не взрослая, но проблемы наваливаются на хрупкие юные плечи с силой удара молота о наковальню. Стоунхарт смирилась с тяжелой судьбой, ей уже не хватает крепкого дружеского плеча, но в ее жизни есть только мачеха и два бестолковых ее сына, которых она, наверное, ненавидела бы, если бы умела. Отец учил, что ненависть столь же сильное и благородное чувство, как любовь – ненавидеть позволено только себе равных и тех, кто гораздо выше морально. Две грани одного камня. Сколы на ее зубах, потому что сейчас она ненавидит весь мир, кроме человека в белом халате с неровно зашитыми на нем швами.
Он берет ее руки в свои, смотрит на изодранную кожу взглядом опытным, понимающим и Рейн от этого как-то легче, она широко улыбается, сквозь слезы и ноющую боль. Это истерика. Тихая истерика для одной единственной души. Для существа потерявшего того, кто был ближе всех. Стоунхарт равнодушно воспринимает неловкости странного врача с седыми, в свете полной луны, почти белыми, как снег волосами. Хочет присесть и подобрать склянку с перекисью, но мужчина делает это раньше: ловким движением смазывает ватку холодной жидкостью и профессиональными, легкими движениями смазывает глубокие разодранные ранки. Рейн не чувствует боли, но чувствует, как приятно теплым дыханием задувают воспалившиеся порезы. Радуется, искренне улыбается, но подсознание все так же борется с неистовым страхом породнившегося безумия, с опасностью, что таится за стеклами круглых забавных очков. Способность не перестает действовать, Но Рейн уже чувствует, как болит ее голова и она совсем не знает почему. Ей хочется избавится от нее, но она, вытянув трясущиеся руки вперед, к врачу терпеливо ждет, когда добрый человек закончит свою работу. Мужчина делает это быстро, так же, как и повязки бинтов превращаются из кипельно-белых, в алые – они быстро промокают, но скоро кровь остановится и все будет хорошо. Она надеется. Уже благодарит неизвестного.
- Спасибо, Вы такой хороший. – Сдавленно, хрипя и откашливаясь от слез, шепчет девушка, вновь прильнув щекой к окровавленному халату. Голова трещит, внутри что-то кричит об опасности, а она не чувствует. Не хочет чувствовать это.
Поделиться62013-06-22 03:08:21
Никогда прежде никто не называл Курта хорошим человеком. Талантливым? Да. Монстром? Снова да. От слов, так просто произнесенных девушкой, на душе стало... так же, как и раньше. Мужчина не слышал ни одного искреннего комплимента всю свою жизнь, и просто не знал, как на него теперь реагировать. Он даже не до конца был уверен, что это именно комплимент: хорошие слова всегда обходили его персону по большой дуге. Некромант посмотрел девушке прямо в глаза. В этих двух кроваво-красных озерах отражалось что-то знакомое. Снова это чувство. Откуда оно? Почему вообще маленькая девочка оказалась на улице в такое время одна? Убегала от кого-то? Нет, они бы наверняка были бы уже здесь. Тогда откуда этот до невозможности знакомый аромат безумия? Им пропитывался воздух, и с каждым мгновением Курту все больше хотелось громко расхохотаться. Без причины, просто потому, что было весело. Неожиданно пошел дождь. Мужчина выпрямился в полный рост и поднял голову вверх. Холодные капли попадали на волосы, лоб, очки, стекали по коже и попадали на плащ, еще больше насыщая воздух ароматом смерти. Кровь, еще не засохшая, стекала вместе с каплями дождя, падала на землю и тут же разлеталась на мелкие капельки. Маг достал помятую пачку сигарет и вытащив одну штуку, подкурил. Из-за дождя удалось ему это только с третьего раза, и сделав большую затяжку, мужчина выпустил наружу небольшое облако дыма, по форме напоминающее карикатуру на человеческий череп. Он улыбнулся. Ему вспомнились слова матери про то, что всегда нужно быть честным с окружающими, но в первую очередь стоит быть честным с самим собой. Поэтому после второй затяжки, мужчина задумчиво и в то же время обыденно протянул, выпуская очередной черепок дыма.
- Я монстр. Всегда им был, есть и останусь до конца жизни. Это подарок папочки... - последнее слово тот произнес язвительно. - Безумец не может быть хорошим. Больше не может...
Поделиться72013-06-23 09:16:37
Это чувство близости с человеком пронизывало молодую беженку прохладой. Внутри все тряслось от ужаса, ненависти, боли, непонимания, и этот единственный человек, что источал безумие, принял ее в односторонние, но все же объятия. Рейн трясло, как осиновый лист, голова трещала по швам, создавая внутри настоящий резонанс страха и иллюзорной нежности, заботы. Что-то внутри подсказывало молодой Стоунхарт, что она сейчас всего лишь мотылек, летящий к «спасительному» свету и теплу, и что этот свет – искусственная лампа, а тепло – жар, исходящий от костра. Она дрожит, но не отстраняется, крепче впиваясь забинтованными, но по прежнему окровавленными руками. Эспер уже видит в нем героя – что-то вроде юношеского максимализма, так крепко схватившего ее воспаленный рассудок.
Ей всего лишь шестнадцать, она уже чувствует не только физическую боль, но и моральную.
Ей шестнадцать, и потеря не иллюзорна.
Ей шестнадцать и она одна против целого мира, который кричит: «Выживай!».
Ей шестнадцать – жизнь открывает новые перспективы, но ощущение «законченности» все еще сотрясает внутренности.
Девушка ловко, едва ощутимо, но все же уверенно скрепляет руки в замок за спиной обезумевшего ученного. Она слышит раскаты грома, но она не чувствует ночи, не чувствует приближающегося дождя: в ее голове хаотично проносятся мысли и чувства, а внутренности переворачиваются от нервного потрясения. Сердце колотится, выбивая весь воздух из груди, выбивая все то, что могло бы остаться в этой самой мышце, поддерживающей жизнь в каждом человеке. Кроме, кажется, его. Он, в белом халате, безумец, равнодушно смотрит, ровно дышит – Стоунхарт не понимает, как можно так медленно дышать, ведь из нее, как мелкая дробь выходит раз за разом дыхание, что она иногда забывает вдохнуть. У него почти не бьется сердце – так размеренно и ровно, что просто сводит с ума, вместо сердечной жилы – там, вероятно, часы. Хочется сжаться, снова разрыдаться, а внутренние органы готовы вывернуться наружу. Все так сложно, все ужасно и сквозь прикрытые веки Рейн видит, как сверкает последняя, предупредительная молния. Как выстрел.
Дождь крупными каплями льется с неба, обливая стоящих посреди узкой улочки двух людей. Мужчина достает из кармана зажигалку, несколько раз упрямо пытается прикурить, он немного нервничает, но это едва заметно и Рейн как-то все равно. Наконец, кончик сигареты алеет и безумец вдыхает в себя дым, выпуская потом карикатурные черепа.
«Жнец ли ты?» - Проскальзывает где-то на поверхности сознания.
Она чуть отходит, лишь на секунду, а потом вновь касается ноющими ладонями его кожи, на этот раз на запястьях. Он медленно, без резких движений вынимает из рук седоволосого мужчины сигарету, слегка намокшую и помятую, но все же. Подносит к окровавленным, мокрым губам. Медленно. Очень медленно.
Закрывает глаза, стараясь ровно дышать. Вдох. Легкие наполняются воздухом и с непривычки сразу хочется кашлять и тошнит. Но она терпит, заглатывая кашель внутрь, издавая только тихий хрип. Дым выходит через нос. Она еще раз затягивается. На этот раз ощущения приятнее. Ей как-то легче, но на губах все тот же привкус крови.
И того самого безумия. Его безумия.
Ей легче. Она почти не чувствует боли в ладонях, у нее почти не болит голова.
В будущем, Рейн Стоунхарт будет ненавидеть сигареты и сигаретный дым.
Сейчас, она готова скурить пачку. Пачку его сигарет.
Эспер затягивается в последний раз, почти до бычка. Сбрасывает окурок в образовавшуюся под ногами лужу и снова подходит к мужчине. Окровавленные бинты светлеют, намокая. Белая футболка, что была в грязи и крови стала чище, а с темных джинс стекает грязь улиц. Рейн выдыхает дым, давящий на легкие и приподнимается на носочках. Едва-едва обнимая его за шею, шепчет тихо, хрипя, ведь во рту и на губах много крови от прокусанных щек, языка и изодранных губ, чтобы не оставить на безумце новой крови. Ее крови.
Вторая. Резус положительный.
- Не важно, совершенно не важно. Спасибо. – Чуть-чуть вздрагивает от нахлынувшей боли в руках, но на затылке крепко сжимает в объятиях. – Спасибо, безумец. – Слегка прикусывая кровоточащую губу. – Ангел. Ангел Смерти.
«Я чувствую этот запах. Кислые яблоки в горячей карамели…»